15 апреля 1874 года в Париже открылась выставка Анонимного общества живописцев, скульпторов и граверов. Картины, представленные на ней, изрядно удивили почтеннейшую публику, а через несколько дней в газете Le Charivari появилась разгромная статья арт-критика Луи Леруа, в которой он, желая высмеять новую живопись и одну конкретную картину Клода Моне со словом «впечатление» в названии, назвал участников выставки «импрессионистами».
Почему эта выставка знаменует настоящий переворот в истории изобразительного искусства, поговорим на первой лекции нашего курса.

Эдуард Мане никогда не выставлялся с импрессионистами и не стремился к тому, чтобы совершить какую-либо революцию в европейской живописи, но судьбе было угодно сделать его «отцом импрессионизма». Более того, некоторые исследователи именно Мане называют «первым современным художником».
История о том, почему без Мане импрессионизм вряд ли получился бы таким, каким мы его знаем – на второй лекции цикла.

«Цвет – это моя каждодневная одержимость, радость и страдания, – говорил Клод Моне. – Я ничего в жизни не сделал, только смотрел на то, что мир показывал мне для того, чтобы быть его свидетелем посредством моей кисти...».
Истории из жизни выдающегося французского художника – на третьей лекции цикла.

В молодости Камиль Писсарро не раз говорил, что Лувр необходимо сжечь –только таким радикальным образом можно устроить «перезагрузку» французского искусства, которое несколько застряло в прошлом.
С возрастом художник смягчился и стал испытывать к Лувру определённую слабость – в начале 1900-х неоднократно писал этот во всех отношениях прекрасный дворец…
На четвертой лекции цикла – несколько историй из жизни художника, который скромно полагал, что его картины могут «нравиться только на большом расстоянии, да и то лишь тем, у кого найдется крупица снисходительности».

Среди участников первой выставки импрессионистов была единственная женщина – Берта Моризо. Её называли ученицей Мане и подругой Дега, Ренуара и Моне. Блистательный Поль Валери писал о Берте Моризо: «Она неустанно отдавалась возвышенным целям самого гордого, самого восхитительного искусства, которое расточает себя на то, чтобы в необозримых попытках, множимых и безжалостно отвергаемых, добиться видимости чудесного, без изъяна, творения, сразу рожденного из не-бытия». История Берты Моризо – на пятой лекции нашего цикла.

25 февраля исполнится 182 года со дня рождения Пьера-Огюста Ренуара – самое время поговорить о художнике, который считал, что для живописца недостаточно быть ловким ремесленником, в картине должна сказаться любовь, с которой он обрабатывает свой холст.
О любви – к искусству и к жизни во всех её проявлениях – пойдёт разговор на шестой лекции цикла.

Рассказывают, что как-то к Дега подошёл художник Жан Вибер и пригласил его на выставку. Потом он покосился на поношенное пальто Дега: «Наши рамы и ковры, может быть, покажутся вам чересчур богатыми, но, в конце концов, ведь живопись тоже предмет роскоши». Дега парировал: «Ваша, мсье, да, а наша – предмет первой необходимости».
«Дега для многих представляется каким-то до маниачества дошедшим специалистом балета, - писал Александр Бенуа в эссе "Выставка Дега". - Значительная доля его творения действительно посвящена служительницам Терпсихоры — как тем классам, в которых они получают специальное и весьма трудное воспитание, так и тем спектаклям, в которых они, одетые в совершенно отличные от всего на свете костюмы, должны изображать какие-то эфирные существа... Не только никакого памфлета на женщину в "балетомании" Дега и в его "подсматривании" женщины за ее туалетом — нет, но, напротив того, оба цикла картин являются на самом деле прославлением прелести женщины, и прославлением таким знатоком её, равного которому не найти на пространстве веков. Сравнить эти "гимны женщине" Дега можно только с некоторыми фресками египтян, с рисунками на греческих вазах или с японскими эстампами».
Истории о жизни и творчестве жизни прославленного французского живописца – на седьмой лекции цикла.

«Сезанн – можно сказать, законченная трактовка мира по образу и подобию мира классических отношений и заданий: им заканчивается искусство, державшее на привязи предметного изобразительного искусства нашу волю, заставляя идти в хвосте творческих форм жизни, – считал К.Малевич. – Сезанн был один, и долго и много ему пришлось работать и быть в опале французской и русской критики: клеймо шарлатана и рекламиста было вычеканено ими, пропечатано на простынях газет».
Истории из жизни знаменитого французского живописца, которого П.Пикассо называл отцом современного искусства, на финальной лекции цикла.